Метонимия в медиасреде

Настоящее и будущее стилистики. Сборник научных статей международной научной конференции 13–14 мая 2019. «Флинта», М., 2019. С.777–785.

Ключевые слова: медиасреда, метонимия, метафора, манипулирование, мем.

The current state of the media environment is considered in the context of opposing metaphor and metonymy. The article discusses both cognitive and communicative aspects of this opposition. Metonymical conceptualization of reality is fundamentally different than metaphorical one, which has received much attention in recent decades. It was believed that the manipulation of public opinion is carried out mainly by means of metaphors. However, in the modern media environment, the popularity of metaphor is falling, which is connected with the very structure of this environment. Manipulation in the era of visualization is based on metonymy. The article introduces a new interpretation of the meme phenomenon. The author concludes that the understanding of the modern media environment largely depends on how we understand the role of metonymy in the context of growing visualization.

Key words: media environment, metonymy, metaphor, manipulation, mem.

В своей известной работе Роман Якобсон блестяще показал глубокое различие в языковом механизме метафоры и метонимии (Якобсон 1990). К сожалению, в ряде работ, лежащих в русле постструктурализма, это различие игнорируется по чисто формальным основаниям. Так, метафора толкуется или как двойная метонимия (Henri 1971), или как двойная синекдоха (Todorov 1995), либо синекдоха признается первотропом (Дюбуа и др. 1986), следовательно, метафора выводится из нее, либо просто метафора необоснованно сближается с метонимией (Барт 1994). Даже Юрий Лотман при всем своем интересе к культурному бэкграунду тропов склонен уравнивать функции метафоры и метонимии, в частности научной метафоры и научной метонимии, что, с моей точки зрения, не очень убедительно, особенно его трактовка теоремы Кантора как своеобразной метонимии  (Лотман 2000: 186), к чему мы еще вернемся.

В своей докторской диссертации (Хазагеров 1995) я исследовал отношение к метафоре и метонимии у Трифона, Квинтилиана и поздних авторов и мог убедиться, что авторы, отдававшие предпочтение метафоре, были склонны строить свои собственные трактаты от рода к виду, авторы же, отдающие предпочтение метонимии, в большей мере склонны были строить трактаты на отношениях смежности: вслед за А — Б, вслед за Б — С.

Алгоритмическое мышление, завоевавшее популярность в двадцатом веке, «метонимично», как и такие технологии обсуждения, как  brain storming и mind mapping, глубоко чуждые греческой риторике с ее излюбленным приемом — эпанодосом, т.е. анонсированием  разбираемых аспектов с последующей работой с каждым из них отдельно.

Понимая, что метафора и метонимия могут сочетаться в одном тропе (Кожевникова 1979)] и даже регулярно сочетаются в таком тропе, как символ (Хазагеров 2001), я все же хотел бы подчеркнуть контраст метафорического и метонимического мышления, важный для понимания того, как устроено сегодняшнее коммуникативное пространство. Тяга к тому или другому не просто выражает определенные культурные предпочтения, но и вызывается устройством информационной среды, что уже имеет прямое отношение к нашей теме. Метонимия гораздо «уютнее» чувствует себя в медиапространстве, чем метафора. Ее роль в обозримом будущем будет, по-видимому, расти, а исследования метонимии в медиасреде представляются исключительно перспективными. Активизировать их — одна из целей настоящей статьи.   

Метафора и метонимия ведут себя по-разному как в когнитивном аспекте, так и в аспекте коммуникативном. Креативная концептуализация действительности с помощью метафор хорошо известна и стала модной темой после работ Джорджа Лакоффа. Осознание креативности метафоры отражено, в частности, в работах по научной метафоре, которая получает реабилитацию в двадцатом веке и сближается с понятием «модель» (Гусев 1984; Лебедев, Полозова 1993; Петров 1985).

Метонимическая же концептуализация имеет не креативный, а фиксирующий характер, она фиксирует динамичные процессы в парадигмальных примерах. Отсюда ее роль в этикетных формулах, ритуалах и эмблемах. В этом смысле важны мысли Д. С.Лихачева об этикетности средневековой литературы (Лихачев 1973). Такие выражения, как «преломить копья», метонимически фиксируют сражение. Это отражается во внутренней форме слова, например, немецкой судебной терминологии (Четыркина 1996). Ср. русское «сесть на скамью подсудимых».

Судьба метафоры и метонимии в научном дискурсе разнится.  «Ядро атома» и вся модель атома Нильса Бора — научная метафора. Выражение же «кот Шредингера» – это метонимия, рожденная в научном дискурсе. Оно служит лишь фиксацией, отсылающей нас к мысленному эксперименту Шредингера, но само по себе не обладает той креативной силой, которой обладают научные метафоры, всякий раз открывающие зону нового. Указание на кота помогает восстановить в уме эксперимент, который, кстати, сам по себе лишь заостряет проблему.

Теорему Кантора Юрий Лотман толкует как метонимию. В этом смысле вообще отношение включенности   можно назвать метонимией. Но что прибавляет метонимия к теореме Кантора или к любому другому утверждению, где речь идет о подмножествах какого-либо множества? В то же время как метафора планетарной модели атома позволяет посмотреть на его свойства через уподобление планетарной системе. Мы, например, можем говорить об орбите электрона, хотя это лишь аналогия того, что мы привыкли называть орбитой в макромире. Так же происходит и с метафорой языковой семьи, черной дыры, синтаксической валентности и т. п. В случае же теоремы Кантора идея лежит вне области тропов и лишь с некоторой натяжкой может быть истолкована как метонимия в том смысле, что, если свойства чего-то переходит на что-то, это уже метонимия (инфекционные заболевания, например).    

  По-разному ведут себя метафора и метонимия и в коммуникативной роли. И здесь надо обратить внимание на то, мимо чего, к сожалению, проходят современные исследователи тропа. Современное токование тропа как изобразительного средства, актуализующего денотативную информацию, древним знакомо не было. Для древних греков метафора и метонимия — всего лишь тропы, то есть необычные, «уклоняющиеся» выражения, понимаемые не в прямом смысле (последнее тоже не так сильно акцентировано, как это представляется сегодня).  Поэтому ничего удивительного нет в том, что к тропам относили явления, которые сегодня тропами мы не назовем: пословицы или, скажем, просто веселый тип речи (хариентизм).

Если же посмотреть на троп нашими глазами, то не только отпадут те средства, которые я в «Риторическом словаре» вынужден был называть квазитропами, но откроется асимметрия таких явлений, как метафора и метонимия.  Метафора — подлинно изобразительное средство, в котором особенно остро возникает необходимость тогда, когда мы не можем видеть саму вещь, например, в литературном пейзаже или портрете. Метонимия же, как было замечено еще в школе А. А. Потебни (Харциев 1911: 377), прежде всего сокращает речевую цепь. И это ее важнейшая функция, незнакомая метафоре. Во многих случаях метонимия неотличима от эллипсиса. Любимый пример метонимии в русских учебниках — «я три тарелки съел» (Крылов). Но это же можно трактовать, как контекстуальный эллипсис (Полное высказывание: «Я съел три тарелки ухи»).

А изобразительность?  Что дает нам буквальное представление о поедании тарелки? Как оно проецируется на поедание ухи? Понятно, что в выражении «васильки глаз» (генитивная метафора) образ василька проецируется на образ глаз и мы легче представляем себе глаза маленькой девочки из стихотворения Дмитрия Кедрина. Но изобразительная сторона метонимии «съесть тарелку» выражена далеко не так сильно. А выражение «купить Пушкина»? Что прибавляет оно в изобразительном отношении к словам «купить томик Пушкина» или, если совсем избавиться от метонимий, «Купить книгу, в которой опубликованы стихи, сочиненные Пушкиным». Последняя фраза выглядит так, словно ее сгенерировал ранний робот или сошедший с ума редактор-бюрократ. Но изобразительно эта фраза не бедней и не богаче, чем «купить Пушкина».

 Усилить изобразительность, помочь представить себе то, чего нет непосредственно перед глазами, –  задача не очень актуальная для современных СМИ. Во-первых, при визуальной картинке метафора избыточна, во-вторых, даже при отсутствии картинки у современного читателя нет проблемы со зрительными впечатлениями. Он уже видел все уголки земного шара, все погодные явления, людей всех народов и рас и т.п. К тому же то, чего он не видел, он всегда может увидеть, поискав в Сети.

Сопровождающие современный вербальный текст иконки, хоть и устроены по принципу сходства, представляют собой знаки скорее индексикального типа вроде дорожных знаков (телефонная трубка, вилка и т.п.). Так, само слово «смайлик» означает улыбку как характеристику настроения (метонимия). Такими же индексикальными знаками являются и лайки.   В своей главной функции — сокращать текст — метонимия, в том числе и визуальная, оказывается исключительно востребованной.

Пока речь шла о коммуникативном аспекте, но метонимия играет в медиапространстве первую скрипку именно как концептуализатор. Она обеспечивают именно ту фиксирующую, прецедентную концептуализацию, которая составляет каркас медиапространства, не давая ему расплыться в хаос. Она одна способна преодолевать стилевые барьеры, служа складом коммуникативной памяти.  Она по самой своей ритуальной природе прекрасно согласуется с визуализацией.

Превед, медвед.

Самый простой, яркий и доступный пример такой метонимической концептуализации — это мем.  Введенный ученым-естественником термин «мем», этимологически связанный с греческим концептом «мимезис» и понимаемый как репликатор, аналог (Докинз 1993), неслучайно стал изучаться не как культурный код вообще, а как феномен массового общества и сети Интернет (Савицкая 2013; Щурина 2014 и др.).  По-видимому, функция редупликации не является для мема главной. Гораздо важней, что мем обеспечивает именно текущую концептуализацию коммуникативного пространства с помощью метонимических отсылок.

Самое, пожалуй, интересное в этих отсылках — то, что они могут быть вообще лишены какого-либо самостоятельного смысла. Коммуникативная функция таких мемов приближается к тому, что в мире животных называется стайной стимуляцией. Такие мемы, как «время пить Херши», «если вы не в белом, мы идем к вам» и т. п., просто служат знаком принадлежности говорящих к одному культурному пространству. Поэтому исследователи связывают с ними выживание в современной коммуникативной среде (Ксенофонтова 2009). Причем многие мемы быстро устаревают. Всего какие-то несколько лет составила активная жизнь мемов «олбанского языка».

Текучий характер мемов должен входить в концепт мема, так как это позволяет отделить его от кода культуры как такового и, в частности, от более почтенных антономазий, за которыми стоит и ноумен, и метафора. Тристан и Изольда — это не совсем Бони и Клайд, а Гамлет или Наполеон — это не то же, что Анжелина Джоли или Тина Канделаки. Чем меньше метафоры, то есть собственно миметики, тем больше текучести. «Наполеон» гарантированно проживет дольше «упоротого лиса», потому что в антономазии «Наполеон» заложен богатый потенциал для уподобления и слабо выражен момент текущей моды с установкой на вычурность выражения.  

Возможность не нести никакой информации, кроме коммуникативной, также должна учитываться при трактовке мема. Полная семантическая неопределенность или недоопределенность мема также прямо пропорциональна его метонимичности и обратно пропорциональна метафоричности. Предельная метонимичность — чистое указание на прецедент («аффтар жжот»). Такие идиомы, как «картина Репина «Приплыли»», бытуют относительно долго благодаря семантической определенности: неприятный оборот событий, который можно было и предвидеть. В данном случае метонимический компонент присутствует, а с ним и все коннотации, ибо коннотации создаются отсылкой, включенностью в коммуникативную ситуацию. Но, несмотря на отсутствие одноименной картины у И. Е. Репина, здесь есть и момент уподобления (историю выражения можно найти в Сети). 

Данная статья не претендует на исчерпывающее понимание мема, а лишь упоминает о нем в связи с ростом метонимичности общения. В той же плоскости, что и мем, лежат другие метонимии: бренд, логотип, «звезды» и, можно предположить, многие явления, которые еще не получили собственного названия. Все они прекрасно уживается с визуализацией. Например, такое свойство мема, как достаточно расплывчатое значение, сочетающееся с фиксацией этого значения, идеально реализуется именно в картинке. Любая «масямба» потенциально годится на роль мема.

В визуальной среде и при частой смене тем и кадров роль метафоры падает, а роль метонимии, напротив, возрастает. Ноумены вытесняются феноменами. Для метафорической концептуализации характерно обобщение и проникновение в сущность. Метонимия такой ответственности на себя не берет (о феноменологической и ноуменологической сущности метафоры и метонимии см.: (Мегентесов, Хазагеров 1995). Когда некогда вдумываться и понимать явление до конца, но хочется «оставаться на плаву», соответствовать моде, метонимия идеальна.

Если противопоставлять книжную культуру как носителя ноосферы цифровой культуре как носителю инфосферы (Клушина 2018: 29), то ясно, что метонимия более функциональна в инфосфере, где ценится краткость и феноменологичность. Это, кстати, подтверждает и возрастающую роль метонимии как способа манипуляции общественным сознанием, будь то коммерческая или политическая реклама. Метонимия выступает не как фильтр понятий (классическая манипуляция с помощью метафор), а как фильтр информации, обеспечивая манипулирование с помощью формирования нужной повестки дня.

В статье Якобсона, с упоминания о которой я начал, высказана важная мысль о близости метафоры к метаязыку: метафору легче описывать средствами метаязыка, метонимия же ускользает от анализа. Гораздо легче демонтировать аргументацию, основанную на метафоре, чем основанную на метонимии. Такие древние суеверия, как «болезни от врачей» (метонимия) оказываются наиболее живучими. 

Нас уже почти пятьдесят лет пугают властью метафор, с помощью которых производится манипуляция нашим сознанием, меж тем, как за это время эти метафоры стали достоянием анекдотов. Но манипулирование с помощью вербальных метонимий и метонимий-картинок — едва ли не ключевое свойство медийного пространства.   С помощью метонимий, а не метафор формируется представление о типичном, складываются семантические прототипы.

Понять, как устроено сегодня медиапространство, — во многом означает понять, как функционирует в нем метонимия.  

Литература

  1. Барт Р.  Риторика образа //Барт Р.  Избранные работы.  М.,1994. С.297–318.
  2. Гусев С. С. Наука и метафора. Л., 1984.
  3. Докинз Р. Эгоистичный ген.–М.: Мир, 1993.
  4. Дюбуа Ж., Мэне Ф.,  Эделин Ф.  и др. Общая риторика. М.,1986.
  5. Клушина Н. И. Язык цифровой эпохи // Актуальные проблемы стилистики № 4. М., 2018. С. 29.
  6. Кожевникова Н. А.  Об обратимости тропов //Лингвистика и поэтика. М., 1979.
  7. Ксенофонтова И. В. Специфика коммуникации в условиях анонимности: меметика, имиджборды, троллинг // Интернет и фольклор. Сборник статей. – М.:ГРЦРФ,2009.– С.285–291.
  8. Лебедев С. А., Полозова И. В. Метафора как средство познания: традиционная и нетрадиционная модели //Вестник МГУ, сер. 7 философия. 1993 №4, с. 16–25
  9. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X — XVII веков/ Л., 1973
  10. Лотман Ю.М. Риторика – механизм смыслопорождения //Лотман Ю.М.  Семиосфера СПб., 2000. С. 177-193.
  11. Мегентесов С.А., Хазагеров Г.Г. Очерк философии субъектно-предикатных форм в языковом и культурно-историческом пространстве. Ростов-на-Дону, 1995.
  12. Петров В.В. Научные метафоры: природа и механизм функционирования //Философские основания научной  теории.  Новосибирск,1985.
  13. Савицкая Т.Е. Интернет-мемы как феномен массовой культуры. Культура в современном мире. —2013. — No 3 URL: http ://infoculture .rsl.ru
  14. Хазагеров Г.Г. Фигура: метаязыковой аспект. Дисс. … докт. филол. наук. 1995. http://www.dissercat.com/content/figura-metayazykovoi-aspekt
  15. Хазагеров Г.Г. Система убеждающей речи как гомеостаз: ораторика, гомилетика, дидактика, символика // Социологический журнал. № 3, 2001.
  16. Харциев В.И.  Элементарные формы поэзии //Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1911 
  17. Четыркина И.В.  Символизм средневекового мышления и его языковая рефлексия (на материале немецкого языка)» //Относительность абстрактных реалий языка. Краснодар, 1996. С.115-125.
  18. Щурина Ю.В. Интернет-мемы как феномен интернет-коммуникации //www.nauka-dialog.ru/userFiles/file.
  19. Якобсон Р.  Два аспекта языка и два типа афатических нарушений // Теория метафоры, М., 1990.
  20. Todorov Tz. Tropes et figures //To honour of R.Jacobson.V.3. The Hague-Paris, 1967.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *